Юкка Маллинен

 

Юкка Маллинен

Юкка Маллинен  сам себя называет  «финном московского разлива».  Образование он получил на филфаке МГУ, а воспитание — в среде московских литературных диссидентов семидесятых годов.  Его можно назвать мостом между Россией и Финляндией. Маллинен переводил на русский  язык Бродского, Ерофеева и Сорокина, Драгомощенко и Скидана. Из последних переводов — «Записки из следственного изолятора» Григория Пасько, «Вторая чеченская война» Анны Политковской и  книга Михаила Берга «Письма президенту»… Виктор Кривулин считал  Юкка  » основным переводчика eм литературы русского постмодерна и бескорыстным пропагандистом российского андеграунда». Ещё он литературный критик, поэт, председатель финского PEN — клуба.

Из интервью с Юкка Маллиненом газете «День за днём» от 13 февраля 2009 г.

– Как случилось, что вы заинтересовались русской литературой?

– Я себя отношу к «поколению 1968 года» – хоть я тогда еще учился в школе, но все равно интересовался студенческими волнениями во Франции, в то же время у меня возник интерес к Советскому Союзу, в особенности – к русской литературе. Таланта к языкам у меня нет, а русский язык – настолько трудный, что в Финляндии мне его было не выучить. Надо было ехать в Москву. Обыкновенно, когда люди влюбляются в русскую литературу, они влюбляются в классику – от Гоголя до Чехова. Это хорошие писатели, но – не мои. В 1960-е годы в Финляндии начали переводить русских писателей более позднего периода, и вот они мне очень нравились. Это была новая по форме, орнаментальная проза – радикальная, революционная и при этом совершенно не связанная догмами. В том, что я стал славистом, повинны такие писатели, как Булгаков, Бабель, Олеша, Замятин. В 1972 году я приехал в Москву и поступил на филфак на отделение русской литературы. Диплом написал по «Мастеру и Маргарите». В 1977 году, представьте себе…

– Вы называете себя «финном московского розлива» – почему?

– Я приехал в СССР достаточно простодушным молодым человеком, но довольно быстро заметил: что-то вокруг не то. Особенно в плане литературы. То, что печатали толстые журналы, и то, что мы читали на Западе, – это были «две большие разницы». Так что меня потянуло к «левым» товарищам?. Филфак в плане литературы был очень левацким. В то время на Западе Мандельштама, Ахматову еще не знали, а на филфаке их читали вовсю. Я общался там с неформальной литературной молодежью, что сильно влияло на мою скромную личность. Бывает, меня плохо понимают в Финляндии, хотя финский – мой родной язык, и я понимаю, насколько же я обрусел. Мое мировоззрение сформировалось в левацкой филфаковской среде. У московского писателя Евгения Попова, с которым я познакомился, еще когда он был в полном запрете после публикации в «Метрополе», есть роман «Накануне накануне», там у него действует финн, помогающий главному герою, русскому писателю. Финна зовут «дядя Юкка», про него сказано, что это простой финский колхозный парнишка, которого подвели московские евреи… В книге, правда, сказано более политкорректно – «московские эстеты». Вот так мы шутили во времена учебы.

А  каких писателей и какие книги вы считаете самыми значительными в современной русской литературе?

– Из поэзии – это питерские поэты и поэты «ферганской школы»: Сергей Завьялов, Аркадий Драгомощенко, Александр Скидан, Хамдам Закиров, например. Из прозы… По своей испорченности люблю Виктора Ерофеева. Тот факт, что финны тепло приняли его книгу «Хороший Сталин», многое говорит о нашей ментальности. Люблю Владимира Сорокина…

– …И Виктора Пелевина?

– Он очень популярен на Западе, в Финляндии вышло шесть или семь его книг, но, я думаю, популярность Пелевина больше связана с наивностью западного рынка. Это интеллектуальная попса, по сравнению с Приговым и Сорокиным – второй сорт. Но по сравнению с тем хламом, который у нас переводится, Пелевин – неплохой писатель! (Смеется.) Еще я люблю Татьяну Толстую, Людмилу Петрушевскую. Людмилу Улицкую? Я ее знаю, очень уважаю ее как человека, но ее книги для меня – слишком популярные.

– В России, как обычно, говорят о кризисе в литературе: «большая литература» интересна мало кому, коммерческая литература – слишком коммерческая… Как обстоит дело с вашей точки зрения?

– Не думаю, что тут можно говорить о кризисе. Ситуация в России – это нормальная ситуация. Посмотрите на Америку: что там продается? Макулатура! Дешевые бестселлеры. Качественной литературы очень мало. Это в Советском Союзе, где «поэт в России больше, чем поэт», существовал интерес к хорошей литературе, потому что чернуха и порнуха были запрещены. Когда на дворе свобода, людей, естественно, привлекает дешевка. Правда, на Западе государство поддерживает писателей, им выдают гранты. Но талантов в России – никак не меньше.

– А русская литература «вынужденной эмиграции», как в Эстонии, способна дать нечто ценное для метрополии?

– Да, потому что метрополия — это всегда вакуум, всегда самодовольство. Особенно русская метрополия. Но меня, вы знаете, не интересует сохранение собственной самобытности. По-моему, это идиотизм. Литература должна обогащаться – и обогащается она всегда за счет чуждых элементов. Культурные инновации возникают в пограничных зонах, где цивилизации сталкиваются друг с другом. Русская литература сейчас – застойная и замкнутая. Ее способны оживить только внешние влияния.

Материал подготовила Ярослава Шепель
13.05.2009

Реклама