«ЗАМЕТКИ О ТАРТУ В СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ ПОЭЗИИ: ОСВОЕНИЕ МЕСТА»

РОМАН ЛЕЙБОВ, ОЛЕГ ЛЕКМАНОВ
«ЗАМЕТКИ О ТАРТУ В СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ ПОЭЗИИ:ОСВОЕНИЕ МЕСТА»

Нажмите для доступа к Leibov_Lekmanov.pdf

Иосиф Бродский «Мысль о тебе удаляется, как разжалованная прислуга…» (1987)

Иосиф Бродский (1987)
Мысль о тебе удаляется, как разжалованная прислуга,
нет! как платформа с вывеской «Вырица» или «Тарту».
Но надвигаются лица, не знающие друг друга,
местности, нанесенные точно вчера на карту,
и заполняют вакуум. Видимо, никому из
нас не сделаться памятником. Видимо, в наших венах
недостаточно извести. «В нашей семье, — волнуясь,
ты бы вставила, — не было ни военных,
ни великих мыслителей». Правильно: невским струям
отраженье еще одной вещи невыносимо.
Где там матери и ее кастрюлям
уцелеть в перспективе, удлиняемой жизнью сына!
То-то же снег, этот мрамор для бедных, за неименьем тела
тает, ссылаясь на неспособность клеток —
то есть, извилин! — вспомнить, как ты хотела,
пудря щеку, выглядеть напоследок.
Остается, затылок от взгляда прикрыв руками,
бормотать на ходу «умерла, умерла», покуда
города рвут сырую сетчатку из грубой ткани,
дребезжа, как сдаваемая посуда.

Реклама

Ирина ШОСТАКОВСКАЯ

* * *

Генрих живёт в Дерпте
Генрих стремится к смерти
К смерти стремиться легко и приятно
Как бы вернуться обратно

Становится холодней
Генрих мыслит о ней
Ах что он говорит
У него внутри горит

Дождь ли, ветер ли, мокрый снег
Весь свой недолгий век
Ради снов моих и теней
Ради ней, ради ней

Генрих спит у окна
– Мамзелька моя, жена!
Генрих не знает сна

Генрих не пьёт, не ест
Генрих уже не здесь
Генрих в плену Красоты
Генрих, где ты?

Корабль застыл в дождевой воде
Русалки шныряют известно где
Сирые облака
Родина далека

Птица Кант по-немецки фогель
Сколько тебе было когда ты понял
Сколько тебе было, когда…
Сколько тебе было, да.

Дождь ли, ветер ли, мокрый снег
Весь свой недолгий век
Друг мой – не человек.

Генрих живёт в Дерпте
Генриху снятся черти
Снятся дети и сон тревожат
Генрих обратно не может.

Oпубликовано: «Стихи».
М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2011.
ISBN 978-5-86856-218-1
Книжный проект журнала «Воздух», вып.56.

Мария Попова

Мария Попова- участник Тартуского международного поэтического фестиваля им. В.А. Жуковского

Говорят, мне идет Тарту.
Я согласна.
Мне идет Тарту.
Не бриллианты,
И даже не изумруды,
Что гораздо красивее —
Тарту!
Вместо утренних новостей
из Яндекса,
Расскажи мне,
Ну как там. в Тарту?
Как там, на его милых узких
улочках?
Пожалуйста,
дай мне слово,
что летом
мы поедем
не в Питер,
где сыро и серо,
не в Крым,
и не в Турцию.
В Тарту, туда!

Опубликовала с разрешения автора Т. Козырева

Яан Каплинский

Яан Каплинский (Jaan Kaplinski 1941-)
Эстонский поэт, переводчик родился в Тарту, детские годы провел в Южной Эстонии, в окрестностях Выру. В1947-1958 гг. поэт учился в знаменитой Треффнеровской гимназии в Тарту. В 1964 году он окончил Тартуский университет по специальности французская филология, пройдя заочно спецкурс по структурной лингвистике. Затем учился в аспирантуре, работал в разных местах научным сотрудником. Сейчас Яан Каплинский живет в Тарту.
„В поэзию Каплинский пришел в 1965 году. Настоящим явлением в поэзии стал его второй сборник “Из пыли и красок” (1967). В этой книге дан как бы сгусток интеллектуальной идеологии 1970-х годов – экологическое мировоззрение “зеленых”, их понимание истории как опыта, необходимого в настоящем. Отсюда и специфическое понимание поэзии, сформулиро ванное Каплинским в эссе “Что такое поэзия?” (1975). По его убеждению человек (поэт) играет в обществе роль зеркального осколка, в котором отражается малая частица того, что происходит вокруг” http://www.admhmao.ru/people/finougr/html/poezia/estonci/kaplinskii/bio.html (03.11.08)
Домашняя страничка автора http://jaan.kaplinski.com/

* * *
Опять опоздал всегда опаздываю
когда я родился царя уже не было
Эстонская республика приказала долго жить
яблони в дедушкином саду замёрзли
я не помню ни отца который был арестован
когда я был малышом –— он не вернулся
ни нашего сеттера Джоя сторожившего меня
и мою люльку –— он был застрелен немцем
не помню каменного моста но лишь глыбы
разбросанные взрывом по центру города
там я гулял с дедом по улицам
где вместо домов были пустые места
мне кажется что иные из тех пробелов
пустых мест проникли в меня
в моё я в мою память в моё сердце
которое иногда бьётся так странно как будто
за кого-то другого за кого-то кого больше нет

* * *
Из автопереводов с эстонского

Каждый день пишу по стихотворению,
хотя не вполне уверен,
следует ли считать их стихотворениями.
Это совсем не трудно, особенно сейчас,
когда в Тарту весна и все видоизменяется:
парки, газоны, ветки, почки и облака
над городом, небо и звёзды –—
только бы хватило глаз, ушей и времени
для всей этой красоты, что, словно вихрь,
втягивает нас и заволакивает всё
поэтической дымкой, полной пыла и надежд,
и так неуместно выделяется из неё
мужчина-калека, сидящий на скамье у автовокзала,
снимающий сапог с изувеченной ноги,
его палка и шерстяная шапка,
в которой он стоял намедни
в три часа ночи на безлюдной автобусной остановке.
Я видел его из окна такси,
и шофёр сказал: «Опять кто-то дал дурачку водки».

Из книги Яна Каплинского «Улыбка Вегенера» 2017 (стр.34, 61)

*  *  *
Вечером в темноте
детей ведут из детского сада домой

все в мире выросло городá домá грузовики
такие большие так много их
а они — такие же маленькие
беспомощные как и встарь
в колыбельке в платке у матери за спиной
когда вещи еще не выросли
не переросли людей
Дети Огненной Земли в челноках на холодном море
Дети Варшавы идущие в газовые камеры

Дети Тарту на темной заснеженной улице
мне страшно за всех за вас вы такие маленькие
все в мире растет быстрей чем растете вы
вы спросите и мы должны отвечать
не прощайте нас если солжем хотя и нас
тоже обманывали я верю вам но мне страшно
жизнь должна начинаться с начала с малого
нежного крошечного а кругом грохочут
такие большие машины и подростки жестоко дерутся
и самолеты вверху нет ни сна ни покоя ночь идет
снежная полная вопросов ночь накануне дня зимнего солнцеворота

*   *  *
Составитель П о э т и к и скажи мне
что остается от стихов от всех этих
никем не считанных ударных слогов скажи
что осталось от того желтого листика с вяза
на заросшей травою дороге скажи почему
я мысленно сопоставляю его со снегиримя
на белом заснеженном кусте сирени
на берегу Эмайыги
*   *  *
Обрывом кончается
эта самая тихая и красивая
улица в Тарту ты ошибся
простодушно желая попасть
на другую улицу сказать в стихах
чистую правду улица вдруг
кончилась теперь надо обратно
странные точно леший оставляешь следы
одновременно вперед и назад
в неясном свете фонаря и луны
два ярких окна никого кругом
первозданная тишина
*  *  *
зимний вечер кругом никого лишь фонари
окна снег и следы и то малое
что от будней осталось — огромный и добрый
Pax Tartuensis мир покой воскресный день в Тарту
он детей ведет за руку в Ботанический сад
смотреть лебедей
рядом с днями вырастают новые дни
рядом с домами новые серые в трещинах
не уходи побродим еще вечерами здесь
по прежним улицам на полдороге на спаде волны
в середине столетья
среди войн восстановленья страха метаморфоз
что же ты истина ясная и понятная
общая часть всего
что ты такое

Стихи из книги «Вечер возвращает все» (Москва, 1987)
Перевел Светлан Семененко

Матеиал подготовила Т. Козырева

Тийт Алексеев «Тартуский мир»

Тийт Алексеев «Тартуский мир»
…
Поезд лязгнул и остановился у какого-то деревянной резьбы китайского храма. На храме висела вывеска «Тарту». Я прибыл на место…
Я не спеша направился к центру города вдоль улицы с постриженными под спаржу деревьями. По правую руку стояли дома, с крыш которых и каменных балконов кое-где свисали бог знает как попавшие туда одинокие березки, а по левую — ёжился в парке полинявший и утративший первоначальный цвет фонтан в форме медведя…
Я миновал дом Общества и дом Сакала, где, по мнению журналистов, давалось направление Эстонскому государству, на самом же деле накачивались пивом. Купил в сколоченной из зеленых планок будке пачку сигарет и у горло-лечебной клиники свернул на улицу Валликраави. Чуть поодаль возвышалось рыжее здание Государственного архива, и вот этот-то дом был уж вовсе не от мира сего. В начале прошлого века там обосновалось общежитие, тесные каморки которого заполняли сотни русских и немецких студентов, державшие на столах сплошь книги Декарта и Платона, а в ночных тумбочках порнографические романы XVIII-го столетия…

Полный текст рассказа на русском языке, впервые напечатанном в журнале «Looming» в 1999 году, можно прочитать в журнале «Вышгород» 2017, №1-2, с. 7-40.
Перевод с эстонского Людмилы Симагиной.

Марина Горунович

Марина Горунович (Раудар)— уроженка Тарту и сейчас живет в Тарту. Более 20 лет ведет русскую секцию при Тартуском отделении Союза пистелей Эстонии, занимается литературными переводами.

МОЕМУ ТАРТУ

Граду Юрьеву-Дорпату-Тарту я песню слагаю,
Места этого нет для меня ни родней, ни больней.
Родилась в нём, росла, а сгодилась ли — право не знаю,
Но срастаюсь с судьбою его с каждым годом сильней.

Тарту — это веков разноликих былая громада,
Что легко и естественно в сердце легла и живёт,
И студенческий лик, и раздумье старинного сада,
И река, что меж Русью и Западом, распрей не зная, течёт.

Это радуга, вольно сошедшая с неба на землю,
Тихой улицой стала*, скрепив как подковой, квартал.
Это радость, когда перезвону церковному внемлешь,
И прогулка на катере, руку спустивши с борта.

Хулиганский, бедняцкий бурлящий котёл Супилинна**,
Давший, впрочем, немало достойных и славных людей:
Музыкантов, поэтов, артистов; мечтой опалённых
Граждан города, жизнь положивших в труде.

Это детство — обьятья извилистых тартуских улиц,
Проходные дворы и лазейки в заборах чужих.
Это юность — в кино на последнем ряду поцелуи
И родные, учившие жизнью — как надо дружить.

Есть ещё одно — в мире подобного нет и не будет,
Что когда-то лишь в этом суровом краю проросло:
Это люди, особые здешние русские люди —
Крепость русского духа, хоть невелико их число.

Старых русских воспеть я должна, перед ними колени
склоняя,
Здесь осевших в семнадцатом страшном году,
Также тех, кто веками жил в этой имперской окрайне,
Тех, кто руку протянет попавшим в любую беду.

Их давили, ссылали, сажали, стреляли,
Но вставали потомки, нести продолжая их крест,
В лагерях, поселеньях, медвежьих колхозах отсталых,
Сохраняя терпенье, достоинство, совесть и честь.

Эти скромные люди сумели пройти через крах и потери,
Жить почти в нищете и гонения не замечать:
Их питала любовь, озаряла глубокая вера,
Погибая, они утоляли чужую беду и печаль.

Да, рассеяны семьи их, дети и внуки по весям и странам,
Но мне кажется, Тарту — их тихая пристань и тайный
маяк,
На который стекаются те, кто в трудах неустанных
Отдал всё. И осталось лишь упокоенье маят.

…пусть иное лица выраженье на улицах узких
У влюленных, туристов, учёных, дельцов и простых
работяг,
Но пока в нас жива молодая душа старых русских,
Нас за всё, что мы миру отдать не успели, быть может,
простят?…

* Улица Vikerkaare- Радужная
** Supilinn — букв. Суповой город (улицы ом городском р носят названия овощей, фруктов и ягод —
напр. Kartuli — Картофельная, Herne — Гороховая, Oa — Бобовая, Meloni — Дынная, Marja — Ягодная).

Опубликовано: журнал «Вышгород», 2017, №1-2, с. 41-42

Людмила Казарян

Игорю Караулову
Ты прав, мой друг — конечно, Юрьевнаш —
но нам еще осваивать пейзаж
и измерять шагами и словами:
как тихим утром улицы пусты,
как над рекой изогнуты мосты,
какая синева над головами,
как здания классически стройны…
А осень — слаще лета и весны —
в старинном парке шелестит листами.
2016
* Стихотворение предоставлено автором

Вера Владимировна Шмидт

6 мая 2015 года в рамках литературного фестиваля «Прима виста» состоялся вечер памяти В. В. Шмидт «Чтобы стал правдивым стих…», посвященный 100-летию со дня рождения поэта. Состоялась и презентация второго издания сборника „В пути“, который ведущая вечера, Любовь Николаевна Киселева, подарила и нашей библиотеке.

Вера Владимировна Шмидт (19(6).08.1915- 06.01.2000)

Вера Шмидт

Прожила в нашем городе всю жизнь, окончила здесь начальную школу, гимназию, философский факультет Тартуского университета. Преподавала русский язык в эстонской школе. С 1937 по 1944 гг. переписывалась с И.А.Буниным. В 1938 г. состоялась и их личная встреча.. Завет нобелевского лауреата «пишите себя, свое, простое, то,чем больше всего живете» заставил В.В.Шмидт сурово отнестись к части своих произведений: из стихов 1930-50-х гг почти ничего не сохранилось. Зато, чудом избежав репрессий, В.В.Шмидт сберегла письма И.А.Бунина и М.В.Карамзиной.

Поэт с негромким, но своим голосом, поэт глубоко христианский, В.В.Шмидт смогла опубликовать свою первую книгу лишь в 1991 году (Вера Шмидт. В пути. Стихотворения. Таллинн, «Александра», 1991).
В 80-е годы Вера Владимировна руководила русской секцией Тартуского отделения Союза писателей Эстонии.

В 1995 году Вере Владимировне Шмидт была вручена Поощрительная награда Совета премии им. Игоря Северянина.

Людмила Казарян

Антология русской поэзии в Эстонии 20-30-х годов

Любовь Киселева
Вера Владимировна Шмидт
Радуга, 1989, №12, с.27-30.

 Вера Владимировна Шмидт относится к разряду необыкновенных «обыкновенных» людей. Жизнь ее не богата выдающимися событиями, способными поразить воображение читателей и дать пищу красноречию биографа. Все скромно, просто и в ее облике, и в ее судьбе. Однако все, кто знает Веру Владимировну, встречался с ней или просто читал ее стихи, ощущают, что соприкоснулись с миром удивительно чуткой и одаренной человеческой души.
Вера Владимировна Шмидт родилась 19 (6) августа 1915 г. в Юрьеве, ставшим через несколько лет Тарту. Ее отец Владимир Андреевич Шмидт — нотариус, окончивший Юрьевский Университет, происходил из петербургской семьи, переехавшей в 1880-х годах в Дерпт. Мать — Татьяна Николаевна (урожденная Мамонтова), коренная петербуржка, переехала к мужу в 1914 году и тоже осталась здесь навсегда.

Достаточно благополучное детство, проведенное в кругу любящей и обеспеченной семьи, сменилось нелегким отрочеством. Отец — мечтатель, поэт, участник кружка Б. Правдина — В. Адамса, не смог удержать места нотариуса. Дача в Эльве была продана, из просторной удобной квартиры на Кюновской (Кююни) улице пришлось переехать в более скромную на Лавочной (Поэ), а в 1927 г., уже после смерти отца, в совсем скромные две комнаты на Яковлевской (Якоби), где Вера Владимировна живет до сих пор.

Энергичная Татьяна Николаевна много сил отдавала общественной деятельности — сборам добровольных пожертвований, организации благотворительных вечеров в пользу бедных русских семейств и т.д., и Вера с детства была включена в круг этих начинаний и забот.

Как для всех русских детей Тарту 1920-х гг., школьные годы В. Шмидт начались в русской начальной школе на ул. Фортунной (или, как говорилось, «в Фортунке»). С 1929 по 1934 гг. она училась в Русской гимназии на ул. Мунга, рядом с Успенским собором. В 1934 г. поступиал на философский факультет Тартуского университета. Обучение затянулось. В. Шмидт училась в университете с 1934 по 1941 гг., последние экзамены сдавала уже в период немецкой оккупации, поэтому полученное свидетельство не было приравнено к диплому о высшем образовании, и пришлось поступать в университет заново. Студенты-филологи, учившиеся в Тартуском университете в иные — поздние — времена, не могут в полной мере представить себе, что означает обучение в 1930-е годы. Основной своей специальностью В. В. Шмидт избрала славянскую филологию, но записалась еще и на романскую филологию, философию и историю искусств. Много времени занимали языки: наряду с современным русским, немецким, французским, польским языками изучались латынь, провансальский, староитальянский.

Университетские годы для В. В Шмидт полны не только аудиторными занятиями и фольклорно-этнографическими летними экспедициями в Печорский край и Причудье. Это были годы активной работы в Обществе русских студентов и напряженного собственного творчества. Для получения образования нужны были средства. Русские студенты, в большинстве своем люди малообеспеченные, добывали их через свое Общество. Приходилось постоянно устраивать благотворительные вечера, спектакли, лотереи, а значит — постоянно репетировать, шить костюмы, мастерить декорации, распространять билеты. Деятельность в Обществе В. В. Шмидт вспоминает всегда с теплотой и благодарностью. Товарищество, взаимовыручка облегчали борьбу с материальными трудностями, но главное — Общество русских студентов оъединяло и наполняло высоким смыслом жизнь его участников. Не обходилось и без борьбы мнений, острых политических дискуссий о будущем Эстонии, о судьбе русских в Эстонии. В предверии коренного перелома В. В. Шмидт не послушалась совета И. А. Бунина в письме к ней от 11 октября 1939 г.:»Если можете, уезжайте непременно куда-нибудь — в Данию, в Швецию».(«Литературное наследие». — М., 1973. Т. 84, кн. 2, с. 340). Ей хотелось быть с Россией, которую она совершенно не знала, но о которой имела самое возвышенное и восторженное представление. Все, однако, получилось совсем не так, как думалось и мечталось: аресты, высылка и гибель ближайших друзей и знакомых, прекращение связей с Европой, растерянность и страх. Потом — война, нелегкие годы немецкой оккупации, временная работа в детском саду, борьба за выживание и существование.

В 1945 г. В. В. Шмидт была принята на кафедру Славянской и Балтийской филологии Тартуского университета в качестве преподавателя русского языка. В 1947 г. выяснилось, что нужен советский диплом о высшем образовании, и вчерашний преподаватель университета опять становится студентом. С 1947 по 1951 гг. В. В. Шмидт учится экстерном на отделении языкознания историко-филологического факультета Тартуского университета и в 1951 г. получает диплом по специальности: «русский язык и литература с квалификацией филолога». В 1949-1950 гг. работает учителем эстонского языка в 9-й семилетней школе и только в 1951 г. получает должность учителя русского языка во 2-й средней школе г. Тарту, где она и проработала вплоть до выхода на пенсию в 1970 году.

Стихи В. В. Шмидт писала с детства, с семи лет. В 1937 г. послала свои опыты И. А. Бунину, который откликнулся на письмо юной провинциалки серьезно и доброжелательно. Началась переписка, оборвавшаяся волею обстоятельств в 1944 г. «Займитесь стихами как следует, не губите талантливости своей», «от всей души желаю счастья вашей молодости и вашим способностям» — так ободряет Бунин свою корреспондентку. Не сразу ей удалось осуществить завет Бунина: «Пишите себя, свое простое, то, чем больше всего живете…» Годы упорной работы над стихом — работы постоянной, длящейся до сих пор вопреки житейским трудностям и невзгодам, — развили литературный дар и помогли обрести свой поэтический голос.
В начале 1950-х гг. В.В. Шмидт включилась в работу литературного объединения при Тартуском отделении Союза писателей Эстонии, с середины 1970-х гг. она становится руководителем этого объединения.

Сама В. В. Шмидт печаталась сравнительно мало. Редкие публикации в республиканской печати, в сборнике «Знакомство» (Таллинн, 1970), подборки в журнале «Таллинн» (1981, № 6; 1985, № 1), в газетах «Тартуский государственный университет». Поэт, отдавший творчеству более шестидесяти лет, В. В. Шмидт так и не смогла до сих пор опубликовать ни одной книги своих стихов. Только сейчас в издательстве «Ээсти Раамат» готовится к печати ее первый поэтический сборник «В пути», из которого мы публикуем сегодня несколько стихотворений.*
(* Сборник вышел в 1991 году в издательстве «Александра» прим. библиотеки)

 *

Сознание большой и важной цели
Пускай в душе не меркнет никогда.
Та цель, как Вифлеемская звезда,
Тебя ведет от самой колыбели —
Как в древности седым волхвам она
Светила над пустынею одна.

И если бури встретятся, а бури
Грозят везде, иль беды —  кто без бед? —
Лишь только пыль песков сойдет с лазури,
Вставай тотчас, иди звезде вослед,
Не жди, пока заблещет путь росой:
Пусть посох твой стучит
в земле сухой.

*

Так долог день…и грусть сильна  —
весны залог…
Беру я старый том,
зачитанный до глянца.
Раскрыла наугад.
Но что мне до испанца?
Я родину в снегах
искала между строк.
А он не родину —
мне дарит целый мир.
И вот я с ним бегу,
минуя грязь предместий,
Туда, где дышит лавр,
шумит Гвалдаквивир,
Лаура песнь поет
про дальний дождь и ветер…

*

Живу меж дел, меж снов чужих
Своими скудными делами
И снами тихими… Что в них?
Вперед привычными шагами

Иду, иду —  и смотрит день
Мне в душу робкими лучами.
О жизнь моя! Ужель ты —  тень,
Иль прах звезды под небесами,

Иль вопль бесследный? —  Ни одна
Не разгадает мысль земная…
Скитаться я в миру должна…

Порой, о смертном забывая,
Мечты и музики полна,
Гляжусь я в сумерки окна, —
На миг единый прозревая…

*

Все дождь и дождь
Несносен свет,

Когда на небе солнца нет,
Когда шумит водой трава,
Как оскудевшие слова;

Когда в пустом родном дому
Предел есть счастью моему…
И только горе, как волна,
Все камушки берет со дна

И, зарываясь в глубину,
Их мечет в новую волну —
Той разноцветную игрой
И утешаюсь я порой.
15. VIII. 1974

*

Знакомых старых песнопений
Так светел по весне напев;
Мы —  возмужав и присмирев —
Яснее понимаем гений

Веков, событий и страстей
И слез, струившихся без меры,
От них же бысть источник веры,
Соединяющий людей.

Нам —  горестным, осиротевшим,
Что слаще чистой той струи, —
Тех песен о Христе воскресшем,
О всепрощающей Любви!

19.III. 1973

*

Странно, что все это снится:
Красные блики в реке,
Снял ты очки —  и ресницы
Тенью легли на щеке.

Снится мне небо ночное,
Все в облаках дождевых.
Смех и лицо молодое…
Как же тебя нет в живых?

Где ты? От серых сугробов,
Помнишь, как дуло свежо?
Жадно глядели мы в оба
В тающий редкий снежок.

*

М. Е.
Уж лето прошло. И один
Скворец запоздалый распелся.
И мрамор берез,
и трепет осин

С бессмертьем небесным смешался.
И кто-то стоит в тени у руин…
Замечтался.

Радуга, 1989, №12, с.27-30

Стихи В. В. Шмидт, любезно предоставленные библиотеке Людмилой Казарян

***
…Я и тогда стихи писала,
Когда в них не было нужды,
Слова по капле собирала —
Пригоршню ключевой воды.

Источником ее бывали
Со дна бегущие струи —
То были детские печали
И зовы первые любви!

Теперь в колодец, запененный
Грехом и грустью многих лет,
Ведро опустишь ты, смущенный
И незадачливый поэт!
28.Х.1983

***
Снег вновь сошел. И много пятен,
Как изумруды на стволах.
Синицы смолкли. Только дятел
В высоких держится ветвях.

Под дождевою занавеской
Сосна светлеет серебром…
И дятел вскрикивает резко
И красным водит хохолком.

Пестрея черно-белой спинкой,
Головкой умною вертя,
Стучит — и падает остинка,
Все на пути своем крестя.
17.1.1971

***
Когда под утро крепко спится,
Я слышу внятный шорох крыльев,
В саду большом мне снятся птицы,
Что на земле когда-то жили.

И я хожу от ветки к ветке —
Их добрых вижу, не пугливых,
Их дивной радуюсь расцветке,
Как будто я средь душ счастливых,

И птицы смотрят, будто знают,
Что я видала их на свете,
И что-то будто охраняют
В саду зеленом, на рассвете.
4.Х11.1973

***
Мы привыкали к запахам. И в каждом,
Казалось, был особенный язык.
Трава шептала в зной: «Томлюсь от жажды,»-
И жаловался, что озяб, цветник.

Но больше всех благоухал, страдая
И радуясь, еще сырой покос.
Над травами полегшими летая,
Еще гудели стаи пчел и ос.

И тихо исходя медвяным соком,
Цветы еще цвели, упав в траву,
И пахли нежно, терпко и глубоко…
М все еще глядели в синеву.
29.У1. 1972, Элва

***
Настоящий весенний закат,
Он ложится на старые стекла,
Розовеет коричневый сад
И трава, что под снегом поблекла.

А по ней загуляет дымок.
И огонь будет спорить с закатом,
И упьется зеленый росток
Прошлогодней листвы ароматом.
27.1У.1965

Наталья Горбаневская

Наталья Евгеньевна Горбаневская (1936 – 2013)
Русская поэтесса, переводчица, правозащитник, участница диссидентского движения в СССР. Участница демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади в Москве против ввода советских войск в Чехословакию. Первый редактор неподцензурного бюллетеня правозащитного движения «Хроника текущих событий» (ХТС).

три стихотворения, написанные в дороге

1
Утро раннее,
петербургская темь,
еду в Юрьев
на Юрьев день.
Утро синее,
солнце в гробу,
еду по свету
пытать судьбу.
Под фонарями
и то не светло,
по улице Бродского
иду в метро.

2
Но Кюхля Дерпту предпочел
водовороты декабризма,
от Петербурга слишком близко
спасительный тот был причал.
Нет, пол-Европы проскакать,
своею жизнью рисковать
в руках наемного убийцы
и, воротясь к земле родной,
как сладостною пеленой,
кандальной цепию обвиться.

3
Г.Корниловой
Господи, все мы ищем спасенья,
где не ищем – по всем уголкам,
стану, как свечка, на Нарвском шоссе я,
голосую грузовикам.
Знаю ли, знаю ли, где буду завтра –
в Тарту или на Воркуте,
«Шкода» с величием бронтозавра
не прекращает колеса крутить.
Кто надо мною витает незрим?
Фары шарахают в лик херувима.
Не проезжай, родимая, мимо,
и́наче все разлетится в дым.
Не приводят дороги в Рим,
но уходят все дальше от Рима.

«Не спи на закате : Почти полное избранное.» СПб.: Лики России, 1996.