Игорь Караулов

Игорь Караулов

Игорь Караулов (1966-)

Игорь Караулов родился в 1966 году, живет в Москве, работает переводчиком. Автор нескольких поэтических книг: «Перепад напряжения. Спб., 2003», «Продавцы пряностей. М., 2006», «Упорство маньяка. Спб., 2010».
Дмитрий Быков, выступая в Тарту, назвал Игоря Караулова и Михаила Щербакова выразителями духовных исканий современного русского человека. Фрагмент стихотворения Игоря Караулова процитирован в романе Д.Быкова «Списанные», переведенном на эстонский язык.

Допольнительно можно почитать:

http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2012/7/k1.html

http://www.litkarta.ru/russia/moscow/persons/karaulov-i

ЖЖ поэта http://karaulov.livejournal.com/

Быков, Дмитрий «Когда уйдут варвары» О современной поэзии в России, в т.ч. и о Игоре Караулове

http://expert.ru/expert/2006/37/poeziya_v_rossii/
* * *

Под этим небом цвета военной стали,
Вернее сказать – похмелья седого бурша,
О Господи, зачем ты меня оставил?
Пожалуйста, не делай этого больше.

Ты сбежал по лестнице, пахнущей кислой снедью,
В оглашенный сад, оплетенный дождем по горло,
Как бутылка рейнского; тронутый мелкой медью
Райских яблочек – и сияющий ею гордо.

Ты скользишь за стволами, а я за окнами прею.
В прятках, в салках – боюсь, наш с тобою талант неравен.
Припускает ливень, и пресный огонь кипрея
Выжигает меж нами тропки от самых ставен.

Любимая совсем меня позабыла,
Не пришлет под вечер ни пирогов, ни пышек.
Любимая, ты и вправду меня любила,
Или это блики в глазах от небесных вспышек?

Я возьмусь за ум, перестану сражаться в кости,
Куплю тебе зонтик с ручкой из кипариса,
Только ты ко мне не гнушайся хотя бы в гости
Приходить под прежней маской стыда и каприза.

Простите меня, члены гильдии, горожане,
Что я вас не вывел из плена, как мама-утка,
Не повис на древе, как память о баклажане,
И не исчез с концами на третье утро.

Я пойму, исправлюсь, я буду отменных правил,
Поршнем сырого ветра прочищу сердце.
Только вот, Господи, зря ты меня оставил –
Лучше оставь жестянщика по соседству.

* * *

Басманный шансон

С шампанским, с красною икрой,
Предлистопадною порой
Я еду к девочке своей,
К волшебной девочке своей.
Водила – вечный армянин,
И путь отчаянно забит,
И солнца желтый георгин
Над перекрестками рябит.

А я всевышнему пою:
Что делать мне в твоем раю?
Оставь мне девочку мою,
Шальную девочку мою.

Оставь щербатые полы,
Чужой, невыметенный дом,
И глупый смех, и след иглы
На тонком сгибе локтевом,
Гречишный мед ее очей
И в тяжких бедрах полынью.
Возьми весь город – он ничей,
Оставь мне девочку мою.

Оставь мне смерть мою и жизнь
В том виде, как я их нашел:
Облупленные этажи
Басманных, мелкий произвол
Соседок, ветра флажолет,
Палаток хладное гофре,
Манящий цитрусовый свет
Ментовских окон во дворе.

У черной ямы на краю
Молю не «господи, спаси» –
Оставь мне девочку мою,
La Belle Dame sans Merci!..

Кряхтит и ерзает таксист,
Окурком тычется в золу,
И на лету – последний лист
Для нас мигает на углу.

* * *

стишки о классиках

Бунин говорил: Набоков —
неприятный человек,
а Набоков, мол, что Бунин –
неприятный человек.

В общем, так они и жили
в эмиграции дурной.
Одному всё снилась жимолость
и орловский перегной.

А другому – свиристели,
чудо-девочка в Крыму –
на гостиничной постели,
не плывущей в Колыму.

И Господь с холма высокого
им раздаривал покой:
левою рукой Набокову,
правой Бунину рукой.

* * *

готический блюз

от замка герцога синяя борода
к замку графа зеленая борода
ведет дорога из снега и льда
дорога из снега и льда
вроде куда-то едешь, а вроде и никуда

дорога идет сквозь сумрачные леса
шляпа кучера трется о небеса
а у каждой ели – синяя борода
у сосны – зеленая борода
вроде куда-то едешь, а вроде и никуда

мешковинный вырви из неба себе лоскут
на губной гармошке туда-сюда погоняй тоску
гаснет у лошади на боку
палевая звезда
вроде куда-то едешь, а вроде и никуда

* * *

после войны с тараканами

Тараканы ушли ночью, походным строем,
забрали раненых, никого не забыли.
Оказалось, есть у них и фельдмаршал,
есть у них и штатный агитатор.

Не испугались ни белой сыпучей смеси,
ни пшикалки на резиновых колесах.
Сами ушли: не чаяли мы дождаться
и когда вернутся, не знаем часа.

Где-то то в правом ухе, то в левом ухе
грохочут их игрушечные повозки.

* * *

переулок

Смотрите, идёт молодой режиссёр безработный,
“Гамлета” ставит в своей голове,
натыкаясь на клумбы и тумбы,
опрокидывая раззявленные картузы,
рассыпая монеты рассерженных нищих,
рассеянно их собирая.

Батальоны гераней молятся за него
со второго этажа по шестой.
Но превыше гераней вознесся ошпаренный тенор,
внезапный, как гейзер Камчатки:
О, мой город! О, солнце моё!
Золотая заноза моя
в мягком месте вселенной.

Кого в этой пьесе отравят, зарежут кого,
оболгут и отправят на верную гибель,
измутузят, подставят, сдадут ментам –
решают сейчас в итальянском открытом кафе
трое клерков в расслабленных узких удавках,
скомканными салфетками
играющие в настольный
петанк

* * *

каховский

Родное северное общество
мне велело убить царя.
Это лекарство от одиночества
не должно расточаться зря.

Нужно осмыслиться, подготовиться,
пройтись по городу налегке.
Света фонарного крестословицы
льдистыми лезвиями в зрачке.

Вспыхнули ягодные смарагды,
и мосты как крыжовенные кусты.
Это глазищи русской правды
показались из темноты.

Помню, шептали мы: воли, воли!
Вольной зимой и без шуб тепло.
А тут, прислушаться, волки воют:
вот так наше эхо до нас дошло.

Куда трусит этот волчий выводок?
Ещё вчера пировал наш круг.
Нет, не съедят, но до шерсти вывернут,
и будем снова мы — другу друг.

По аллеям уже раздетым
бежим с товарищем юных лет.
Нос в табаке, хвост пистолетом
и в зубах второй пистолет.

* * *

сортировочная

На Москве товарной, сортировочной,
где не видно вечером ни зги,
заплутал мужик командировочный,
бестолково топчет сапоги.

То идёт неровно вдоль пакгауза,
то путями, как ещё храним.
Ни малявы не пришлет, ни кляузы
небо низкорослое над ним.

Это небо, так обидно близкое,
что, глядишь, и снега зачерпнет.
Раненое небо австерлицкое,
летний-зимний стрелок проворот.

Выпить, что ли, под забор забиться ли,
“Ой, мороз” заблеять, “ой, мороз”.
Не видать милиции-полиции,
ветер свищет, ржет электровоз.

Где ему гостиница? Где станция?
Здесь заснёт, под мышкою зажав
дипломат, в котором марсианские
расцветают розы в чертежах.

Материал предложила Людмила Казарян