Юрий (Георгий) Дмитриевич Шумаков

Юрий (Георгий) Дмитриевич Шумаков (1914—1997)

Поэт, переводчик с эстонского языка, литературовед. Член Союза писателей.Родился в Петербурге. В 1917 году семья переехала в Эстонию. В 1937 году окончил юридический факультет Юрьевского университета (г. Тарту). Юрий Шумаков был мальчиком-иконодержцем на венчании Игоря Северянина с Фелиссой Круут в тартуском православном Успенском соборе.В 1938 году сопровождал И. Бунина в поездке по Прибалтике. Со стихами выступал с 1930 года в русской эмигрантской печати. После освобождения Таллина от немецких захватчиков был арестован и восемь лет работал на лесоповале в Архангельской области. В 1956 году окончил Ярославский педагогический институт, работал преподавателем немецкого языка в Рыбинске.В конце 50-х годов вернулся в Эстонию. Преподавал в Тартусском университете, исследовал
творчество Достоевского, Северянина, Бунина, переводил с эстонского Марию Ундер, Густава Суйтса,Семпера и многих других, с которыми его связывала личная дружба и творческое единство. Уже в 1938 году впервые перевел на эстонский язык роман Ф.М. Достоевского «Вечный муж». Был в переписке с Н. П. Смирновым, переводил на эстонский его новеллы, исследовательские труды (особенно в области буниноведения).
Автор книг: «Пристать бы мне к родному берегу: Игорь Северянин и его окружение в Эстонии» (1992), «Последнее свидание: материалы о посещении И. А. Буниным прибалтийских государств в 1938 году» (1992), нескольких поэтических сборников.

Игорю Северянину (Ю. Д. Шумаков)
Прихожу сюда белою ночью.
Над могилой укромной твоей
В светлых сумерках звонко рокочет,
Воспевая любовь соловей.
Сколько лет ты в Эстонии прожил.
Среди рек и пустынных озер
Стал талант твой и глубже и строже,
Проницательней — скорбный твой взор.
Мы с тобою бродили у моря,
За утесом вздымался утес,
Тойла нежила сердце простором,
Восторгало нас Ору до слез.
Бороздя европейскую карту,
Ты изведал превратностей вкус.
Навещал ты и Нарву, и Тарту —
Древний город науки и муз.
Соловьи не смолкают ночные,
И встают предо мною в ночи
Неоглядные дали России,
Незакатные солнца лучи.

Реклама

Айра Кааль

Айра Кааль (Aira Kaal) (1911-1988)
Писательница родилась на острове Сааремаа. Училась в Тартуском Университете, который окончила в 1940 году, в 1945-1950 работала в университете преподавателем. Первый поэтический сборник опубликовала в 1945 году. С 1950 года профессиональный писатель. Автор эссе, нескольких книг путевых заметок, романов, пьесы, а также ряда книг лирико-публицистических зарисовок о родном острове Сааремаа.
На русском языке:
А на дворе смолили лодку : рассказы и роман (Таллинн : Ээсти раамат,1984)
Сааремааские напевы (Kodunurka laastud) : рассказы (несколько изданий)
Северный берег : стихи (Москва :Советский писатель,1963)

Снова в Тарту (в переводе Марины Тервонен) Радуга, 2005, 3, с.2-9

1.

Эти роскошные листья
аллеи цветущих лип…
порою меня встречали
приветливо, с пониманьем,
как настоящего тартусца.
Вели от вокзала до парка Тяхтвере.

Зимой же встречают ветры,
заиндевевшие ветки,
безжалостные морозы
накидываются с угрозой
между глухими домами.
Я поднимаю крик:
«К черту! Видите сами,
как тяжело быть тартусцем!»

Но осенью поздней, ненастной
самый  из всех ужасный
Тарту готовит прием.
И все это мне? А кому же!
Домишки убогие, лужи…
Взгляды беглые,
улыбки колкие,
усмешки странные:
«Ишь!На чужбине-то не загостилась!
На биржу нашу – ты погляди —
обратно, как медный пятак, прикатилась.
Ну погоди-погоди,
завтра опять в оборот запустим  —
намнут же тебе бока…
Добро пожаловать – на пока!»

2.

Тарту во мне обманулся,
он не любит меня,
бродягу и островитянку.
А избавиться от меня
ему, очевидно, лень.
«Вот еще – было б дело!
Да пусть прохлаждается здесь,
коль пристроить себя не умеет!»
Бес его разберет!

А я – обманулась в Тарту?..
Впрочем, так рассуждать невежливо.
Я бы этого не сказала.
Но когда мне бывает трудно,
на него не могу положиться.
Бес его разберет!

3.

Тарту — заезжее место, проходной двор
Приедут, проживут лет пять,
отправляются в широкий мир – и опять
оживает в памяти Тарту
как город вечной молодости.
И я вспоминаю Тарту
тех времен, когда был он большим
и я — большая тоже.
Нам было чем померяться…
С той поры мы выросли оба,
но как это вышло, не знаю,
только теперь Тарту маленький,
и я – маленькая.
Мы уставились друг на друга,
как две захламленные каморки,
окна которых напротив.

О! Когда-то Тарту слыл
культурным центром.
Союз писателей, Союз художников,
вся творческая элита
обитала здесь и трудилась здесь.
Почти все творения создавались в Тарту.
Редакции, правления – на всех углах —
типографии, издательства…
Все внушало почтительный страх.
Жил еще старый Кивисильд,
И корпорации —
гнезда реакции,
и коммунисты,
Как сталь острые…

Теперь говорят:
Тарту всего лишь провинция,
низшая категория того и этого.
Теперь говорят:
Тарту – «университетская деревня»,
его древнее имя потеряло звучание.
И все-таки в Тарту еще полно
«древнего хлама»,
мебели и латыни,
интеллигенции всех эпох —
наверное, даже больше,
чем дозволялось по плану?

Болтуны к этому городу просто прикипели
и уже никогда не уйдут из него сами.
Вот и я не ушла, навожу здесь шум временами.

4.

И снова мы смотрим в глаза друг другу,
как две каморки…окна напротив.
Нам уже нечему удивляться!
Поздно, И кто в наши годы может
изобразить на лице невинность?
Тот, кто не знает, что значит любовь,
тот, кто ни разу за жизнь не струсил,
кто не имел должников и долгов,
кто не срывался и не куролесил,
не задыхался от слез и от пыли…
Сколько мы оба с тобой накопили!
Оба сгорели  и встали когда-то,
снова сгорели и ожили снова.
Правда, мы выглядим рыхловато,
cловно дома тип-проекта: вглядевшись,
всякий заметит отсутствие стиля.
Вместо домов – развели газоны,
на месте газонов дома соорудили.
Слушай, а нас ведь когда-то любили,
ждали, искали…Когда? Забыли,
притихли, замкнулись и – рады стараться.
Чего нам с тобой не хватает?
Братства.
Недостает того между нами,
чтоб мы недостатки друг друга любили,
Тарту и я.
Понимаете сами.

И потому – пусть мы оба страдали,
оба горели и восставали,
все же друг друга мы не понимаем.
О братстве тоскуем, братства желаем
каждый своей – одинокой – душой.
И эту загадку не в силах понять я.
Словно над нами довлеет проклятье —
над Тарту и надо мной.

5.

В сердце Тарту живет буржуазия,
живет себе дальше, ясная и понятная.
Да ведь иначе и быть не может,
если Тарту – мать эстонской буржуазии.
(Еще с тех времен, когда буржуазию
от социализма не отличали.)
Она лелеяла онемечивание,
она же его и вскормила.
Но я не люблю их обоих –
на полном серьезе.
Или все это только видимость?
Может быть.
Но, похоже, конца этой видимости не будет!
Жди или не жди.
Но ждать надо,
ведь онемеченные злобны
не до мозга костей!
Они – желающие-быть-культурными
и считающие других бескультурными.
С одной стороны – надменны,
с другой стороны – угодливы.
Их лозунг, этот «цирлих-манирлих»,
опять в моде и на повестке дня,
и товары на их вкус лежат
на всех прилавках, дразня и маня.

6.

До чего же трудно быть тартусцем!
И зачем только это терпят?
Затем, что и Тарту не лишен добродетелей.
Силы небесные! Да у него их множество.
Весна в Тарту – не передать! —
свежа, юна, вдохновенна.
Большего я б не могла пожелать
себе. И вам непременно.
Сентябрь – вторая его добродетель.
В сентябре меняется все на свете:
женщины и мужчины,
липы, каштаны, осины…
Я не боюсь ошибиться – о нет —
и повторяю при свидетелях:
я считаю тартуский скептицизм
одной из его добродетелей.
Он следует далеко не за всякой модой.
И не всякой знаменитости
слагает оды.
Тартуские кафе,
старый Вернер…
Знаменитая агентура KKR.
Данные ее соответствовали истине
по меньшей мере на пять процентов.
(Процент, кстати, довольно большой,
по сравнению со всеми остальными
показателями этого земного мира!)
Но в этом деле необходимы крепкие нервы,
которые имеются у завсегдатаев кафе
и которых явно не хватает
некоторым угрюмым типам…
Закончим, пожалуй. Добродетелей так много,
что, перечислив их все, можно все испортить.

Студенческая предприимчивость,
хуторское наследие – высшего сорта,
пренебрегающее мелкой хитростью, презирающее мамону.
Наследие времен Койдулы,
времен Первого певческого,
времен Йохани, Лайго и Лийманда…
И ох, сколько еще времен запечатлены
в духе Тарту!

7.

Тарту сложен из многих осколков.
Разнообразна до бесконечно
и потрясающе индивидуальна
эта мозаика.
Найди свой осколок –
и ты сможешь жить в Тарту.
Он терпит всех, никого не любит,
балует многих и портит многих.
Умертвляет, морит, с честью хоронит,
но поработить никого не желает,
как способен порабощать иной
более знаменитый город –
так Тарту вовек не поступит с тобой.
1961

Игорь Северянин

Игорь Северянин (настоящее имя и фамилия Лотарев Игорь Васильевич 1887-1941)

Русский поэт «серебряного века». Родился в Петербурге в семье офицера, по материнской линии был потомком Карамзина и дальним родственником Фета. Стихи сочинял с детства. Слава пришла к поэту в 1913, после выхода сборника «Громокипящий кубок». В феврале 1918 в зале Политехнического музея Северянина избирают «королем поэтов» (к досаде его соперников — В. Маяковского, К. Бальмонта). В 1918 году он эмигрирует в Эстонию, где в 1921 г. женился на Фелиссе Круут. Венчание состоялось в Тартуском Успенском соборе. Жил в основном в Тойла. В годы эмиграции Северянин выпустил 17 книг, но читателей становилось все меньше, тиражи книг были мизерными, и даже они не расходились. Последние годы поэт провел в нужде и безвестности. Умер в 1941 году в Таллине от сердечного приступа, где и похоронен. Игорю Северянину принадлежат одни из самых известных строк в литературе русского рассеяния: «Как хороши, как свежи будут розы, Моей страной мне брошенные в гроб!»                                                                                          В 1995 году в Эстонии была учреждена (по инициативе и предложению одного из русских литераторов) общественная премия по культуре им. Игоря Северянина.Первым ее лауреатом стал один из старейших писателей Эстонии, поэт, переводчик и эссеист Юрий Дмитриевич Шумаков (1914-1997), во многом благодаря которому было возвращено из забвения имя замечательного русского поэта Игоря Северянина.

ЮрьевГде Эмбах, берег свой понурив,
Течет лифляндскою землей,
Как центр культурный, вырос Юрьев,
Такой радушный и живой.

 

Он, переназванный из Дерпта,
Немецкий дух не угасил.
В моих стихах найдется лепта
И Юрьеву, по мере сил.

О, ты, столетняя крапива,
Нам расскажи про прежний пир,
Про вкус студенческого пива,
Про лязг студенческих рапир;

Нам расскажи о глазках Гретхен,
Сентиментально-голубой,
И о беседке в парке ветхой,
О кознях, деянных тобой …

О романтической эпохе,
О рыцарстве былых времён,
Как упоенны были вздохи,
И как безоблачен был сон!..

Петроград. I. Сборник»Соловей» (1923 г.)

БАРЕЛЬЕФ

Есть в Юрьеве, на Яковлевской горка,
Которая, как встану вниз
И вверх взгляну, притом не очень зорко,
Слегка напоминает мне Тифлис.

И тотчас же я вижу: мрамор бани,
Зурну, винто, духанов чад и брань
И старую княгиню Орбельяни,
Сидящую на солнышке у бань…

Озеро Uljaste. 1923

Фридрих Карл Юхан Кульбарс

Фридрих Карл Юхан Кульбарс (Friedrich Karl Johann Kuhlbars) (1841-1924).
Эстонский поэт родился в приходе Сангасте Тартуского уезда. Учился в Тарту. После окончания  в 1862 году Тартуской учительской семинарии тридцать три года учил детей в Вильяндиской элементарной школе, был ее директором до 1895 года. Фридрих Кульбарс умер в январе 1924 года в Вильянди, и на доме, в котором он жил, установлена мемориальная доска: «Поэту Вильянди».
Песни, которые он издавал под псевдонимами Вилли Анди (Andi Villi) и Мангу Сильд (Mangu Sild) поют дос их пор.

Стихотворение «Ванемуйне» из сборника поэта  «Ванемуйне, или Четырехслойная нить песен» (Vanemuine ehk Neljakordne Laulu-Lõng 1870).
В златое время наш народ
Пир правил в роще буйной;
Вот в руки каннель он берет,
Веселый Ванемуйне.
Идет он в лес, идет играть,
В чащобах песни распевать…

Он ходит, песнями даря
Растенье, зверя, птицу…
Поют леса, поют моря —
Все в мире веселится!
Идет он в лес, идет играть,
В чащобах песни распевать…
1869
«Поэты Эстонии»(Ленинград: Советский писатель, 1974.- с.159-160)
Источник: http://www.ut.ee/verse/index.php?m=authors&aid=22&obj=data

Пётр Андреевич Вяземский

Петр Андреевич Вяземский (1792 — 1878)
Князь. Русский поэт, литературный критик, государственный деятель.
«П. А. Вяземский хорошо был знаком с Эстонией, где он многократно и подолгу бывал…Вяземский неоднократно бывал и в Тарту, чаще всего проездом в Польшу или за границу, но в 1833.г. и специально, чтобы погостить в семье Карамзиных (это пребывание отразилось в его стихах «К Языкову», «К графу В.А. Соллогубу. В Дерпт»). В 1856г., будучи уже товарищем министра народного просвещения, Вяземский инспектировал Дерптский Университет и дал очень благожелательный отзыв о нем…» (1, c.244-245)
Использованная литература:
1.Эстония в произведениях русских писателей XVIII – начала XX века: Антология (составитель С. Г. Исаков).- Таллинн, 2001.
2.Исаков, Сергей «Книга полезная, но с изъянами».- «Таллинн», 1999, 5. с.78-90.
3. Допольнительный материал, стихотворения:  http://vyazemskiy.ouc.ru/

К Языкову

Я у тебя в гостях, Языков!
Я в княжестве твоих стихов,
Где эхо не забыло кликов
Твоих восторгов и пиров.
Я в Дерпте, павшем пред тобою!
Его твой стих завоевал:
Ты рифмоносною рукою
Дерпт за собою записал.
Ты русским духом, русской речью
В нем православья поднял тень
И русских рифм своих картечью
Вновь Дерпту задал Юрьев день.
Хвала тебе! Живое пламя
Ты не вотще в груди таил:
Державина святое знамя
Ты здесь с победой водрузил!
Ты под его широкой славой
Священный заключил союз:
Орла поэзии двуглавой
С орлом германских древних муз.
Он твой, сей Дерпт германо-росский!
По стогнам, в россказнях бесед
Еще грохочут отголоски
Твоих студенческих побед.
Ни лет поток, ни элементы
Тебе не страшны под венцом,
И будут поздние студенты
Здесь пить о имени твоем.

В Италии читай Вергилья,
В Париже Беранже читай:
Где музы оперились крылья,
Там на полет ее взирай.
Я здесь читал, твердил прилежно
И с полным наслажденьем вновь
Стихи, где стройно и мятежно
Волнуется твоя любовь,
Стихи, где отразились ярко
Твои студенческие дни,
Сквозь кои ты промчался жарко,
Как сквозь потешные огни,
Стихи, где мужественным словом
Отозвалась душа твоя
В однообразье вечно новом,
Как все глаголы бытия.
Не слушайся невежд холодных,
Не уважай судей тупых:
Сочувствий тайных и свободных
В них не пробудит свежий стих.
К тебе их суд неблагосклонен,
Тем лучше: следственно, ты прав!
Один талант многосторонен,
Многоугодлив и лукав.
Но чувство, брошенное скрытно
Залогом жизни в нашу грудь,
Всегда одно и первобытно,
Чем было, тем оно и будь!
Скажите мне: дыханье розы,
Рев бури, гул морской волны,
Веселья сердца, сердца слезы,
Улыбка первая весны,
В часы полночного молчанья
Звездами вытканная твердь,
Святые таинства созданья:
Рожденье, жизнь, любовь и смерть
И всё, что жизни нам дороже,
Чем нам дано цвести, скорбеть,
Не так же ль всё одно и то же,
Как было, есть и будет впредь?
1833

К графу В. А. Соллогубу

Что делает, мой граф, красавица Эмилья?
Сгрустнулось мне по ней и хочется узнать,
Как, милая, она изволит поживать?
Как русским языком играет без усилья?
Как здравствуют ее красивые плеча —
Младого лебедя возвышенные крылья,
Глаза ее, души два светлые луча,
Уста с улыбкою, вдыхающей веселье,
И свежих жемчугов живое ожерелье,
Которыми ее унизаны уста,
И всё, что прелесть в ней, и всё, что красота?
Сей горделивый стан царицы сановитой
С беспечной простотой, с младенчеством чела,
По коим набожно Минервою-Харитой
Златая старина ее бы нарекла?
Но в наш железный век, в сей век холодной прозы,
Где светлых вымыслов ощипаны все розы,
Где веры нет к мечтам и мертвы чудеса,
Где разум всё сушит, где даже и на лире
Доказывать должны, что дважды два — четыре,
Где и поэзия, отвергнув небеса,
Чтоб не предать себя изгнанью и проклятью,
Благовествует нам гражданскою печатью,
И где, из красоты кумиров не творя,
Поэты, закрутив мечтам своим поводья,
Буквально держатся имен календаря
И скромно тащатся тропой простонародья.
Как родилась она некстати, боже мой!
Богиня лучших дней, она смиренно ныне
В уездном городке, как лилия в пустыне,
Цветет инкогнито дворянкой молодой!
Но в черством веке сем есть огненная младость,
В сосуд холодного и трезвого питья
Вливает хмель она и чары бытия —

Любви, поэзии и снов сердечных сладость!
Есть край; там, темный плащ закинув за плечо,
Питомец южных дум, на севере рожденный,
Студент и трубадур, с гитарой вдохновенной
Поет, и чувствует, и любит горячо.
У окон красоты, в часы ночной прохлады,
Приносит робко ей он в жертву серенады,
Смущая сладостно девические сны,
Вдыхает негу в них и юга, и весны.
Улыбка алая уста ее объемлет,
Душа бессонная любовной песне внемлет
И радуется ей, и безмятежный вздох
Из груди вырвался и на сердце заглох.
Сон поэтический! Волшебно с изголовья
Она несется в край мечты и баснословья,
И мыслью чистою — как с лилии роса
Иль на груди ее девическая лента —
Приветствует она влюбленный гимн студента,
Земную жизнь и мир забыв на полчаса.
1834

Николай Михайлович Языков

Русский поэт Н.М. Языков (1803-1846) родился в Симбирске в дворянской семье. Детство его прошло в родовом имении. Двенадцати лет был отдан учиться в Горный кадетский корпус в Петербурге. Уже в это время начал писать стихи, некоторые стихи стали популярными песнями («Нелюдимо наше море», музыка К. П. Вильбоа, и др.). В 1822 году поступает в Дерпский (Тартуский) университет. Здесь он изучал языки, интересовался русской и всемирной историей, эстетикой, политической экономией. В стихотворении «Дерпт» он описал свою веселую студенческую жизнь. В 1926 году появились первые признаки заболевания спинного мозга, что и явилось причиной его преждевременной смерти. В 1829 году Языков покинул Дерпт до окончания университета и уехал в Москву, где в 1846 году и умер. Интересный факт из жизни поэта В 2,5 км от поселка Камбья находится деревня Большая Камбья (Suur-Kambja). В этой деревне находится имение (Lynepith; позже Gross-Kamby), которую впервые упоминают в 1504 году. В этом доме летом 1827 года жил Николай Языков. Н. Языков вел переписку с А. С. Пушкиным. Из переписки исследователи узнали о твердом намерении А. С. Пушкина приехать в Камбья в гости. Языков посветил несколько стихотворений Ливонии — «Ливония», «Камбья» и др. Некоторые из них были переведены на эстонский язык К. Кангуром и опубликованы в 1971 году в книге «Postitõllaga läbi Estimaa».

Использованные материалы и книги Н. М. Языкова, которые есть в Тартуской Городской библиотеке: Лисенко, Валентина «Стих, «влетающий как луч в душу».- Вперед, 1987, 17 января, с.3
Tartu- Kambja- Vana Kuuste: Tartu maakonda turismimarsruudid.- http://www.visittartu.com/11224 (17.11.2007) Языков, Н. М. «Пловец: избранная лирика.»- Москва: Детская литература, 1975.
Языков, Н. М. «Полное собрание стихотворений».- Москва ; Ленинград : Советский писатель, 1964
Языков, Н. М. «Сочинения».- Ленинград : Художественная литература. Ленинградское отделение, 1982
Языков, Н. М. «Стихотворения ; Сказки ; Поэмы ; Драматические сцены ; Письма.- Москва ; Ленинград : Гослитиздат, 1959
Сайт, посвященный Н. М. Языкову

Дерпт
Моя любимая страна,
Где ожил я, где я впервые
Узнал восторги удалые
И музы песен и вина!
Мне милы юности прекрасной
Разнообразные дары,
Студентов шумные пиры,
Веселость жизни самовластной,
Свобода мнений, удаль рук,
Умов небрежное волненье
И благородное стремление
На поле славы и наук,
И филистимлянам гоненье,
Мы здесь творим свою судьбу,
Здесь гений жаться не обязан
И Христа ради не привязан
К самодержавному столбу!
Приветы вольные, живые
Тебе, любимая страна,
Где ожил я, где я впервые
Узнал восторги удалые
И музы песен и вина!
7 апреля 1825 г.

Дом сумасшедших в Дерпте

От учения уставши,
Наконец пришел к себе,
И все книги побросавши,
Растянулся на софе.
Прочитать хотел Рамбаха,
Чтоб немного отдохнуть,
Но игранье Зегельбаха
Приказало мне заснуть.

Я заснул, но мне приснился,
Други, пречудесный сон:
Предо мной будто явился
Наш приятель Петерсон.

«Долго ль,- он сказал,- лениться,
Нежиться по пустякам.
Вечер славный! и пройтиться
Непременно должно нам!»

— Делать нечего! согласен,
Но куда же мы пойдем?
«Левенштернов сад прекрасен!
Там мы, может быть, найдем»…

— Понимаю!- мы пустились,
Но, о ужас! Что ж потом
Вместо сада нам явилось:
Боже! сумасшедших дом!

В Юрьеве дом сумасшедших?
Вот и надпись! Ну, прочтем:
«Пристань для умов отцветших».
Не налево ли кругом?
Чтоб каким-нибудь случаем
В пристань нас не занесло!»
— Нет, зайдем; авось, узнаем
Из знакомых кой-кого!

Мы вошли в огромну залу
О шести больших дверях;
Надпись каждой объявляла
О живущих там гостях.
Первый тут отдел поэтам,
А второй — профессорам!
Остановимся на этом;
Прежде к ним пойдем… а там,

Если станет нам охоты,
И других мы посетим:
От своей давясь перхоты,
И чахоткой одержим,
Вот Паррот многоученый
С бюстом Невтона сидит,
То целует, то взбешенный,
С гневом на него глядит.

«Все равно,- он восклицает,
— Что Паррот и что Невтон.
Славен он,- все уверяют,
Но кому ж он одолжен?
Быть великим я позволил,
Чрез меня он и велик:
Он мою прочесть изволил
«Theoretische Physik».

Вот наш Эверс: пред картиной
Гнев его являет вид;
С толстою сидит дубиной
И кому-то в ней грозит.
Я взглянул: с брегов Балтийских
Рюрик с братьями спешит
Скипетр взять князей российских
Над славянами княжить.
Эверс крикнул:
«То докажет пусть дубина,
Что везде я так нашел».
И давай тузить геройски
И картину, и князей,
К берегам чтоб Черноморским
Князь шел с братьею своей…

Кясу Ханс

КЯСУ ХАНС (Ганс Кясу или Ханс Кес) (Käsu Hans; Kässo Hans; Käszo Hansz; Hans Kes) Год рождения неизвестен, скончался  ≈1715 г.
Первый эстонский поэт, пастор в Пухья, коолмейстер.
Кясу Ханс сочинил старейший исторический и поэтический текст на эстонском языке – 32-строфную песню-жалобу (плач) о разрушенном и разграбленном во время Северной войны городе Тарту «О, я бедный город Тарту!» («Плач по поводу разрушения Дерпта»)- «Oh! ma waene Tardo Liin…». Время написания стихотворения — 1706 (1708) год. Стихотворение было записано пастором Яановской церкви в Тарту в метрической книге в 1714 г. В южной Эстонии имело хождение как народная песня. Впервые стихотворение опубликовано в 1902 году и хранится в Эстонском историческом архиве (EAA fond 1253, nimistu 3, säilik 1)

Полный текст стихотворения на эстонском языке
http://et.wikisource.org/wiki/Oh%2C_ma_vaene_Tarto_liin

«О, я бедный город Тарту!»

О! Я — Тарту, горе мне:
брошен я, покинут тут,
предоставлен сам себе:
Кто в силах на меня взглянуть?
Грехи мои тому виною,
что беда стряслась со мною,
и теперь унижен я.
О! Горька судьба моя.
Ведь я не ведал небреженья,
и богатства мне даны:
стройные церквей строенья,
закрома, зерна полны,
школы, храмы знания,
роскошные здания,
что прославляли меня:
о! злосчастный город я,
Средь лифляндских городов
я весьма известным слыл:
драгоценнейших даров
без числа в себе хранил;
академию учредили,
строгий суд производили —
все исчезло, как во сне:
город Тарту, горе мне.
Хлеба было в изобильи,
мера доверху полна,
здесь богато прежде жили;
всяк свершал греха дела.
Были велики доходы
и скупы мои расходы,
Знал я толк в питье, в вине,
О, я Тарту, горе мне!
Ярмарки какие тут
в дни былые проходили,
сельский собирался люд,
и товары привозили,
и никто из горожан
не сидел без барыша;
все прошло, бегут меня.
Злополучный город я.
Пусть морские корабли
И не плавают сюда,
деньги все равно текли,
так что не беда.
Грех роптать, коль без забот
сам собой идет доход
прямиком на стол к тебе.
Город Тарту, горе мне!
Мужи наук, профессоры,
студентов славная гурьба,
почтенные асессоры,
и все, кто здесь искал суда —
столь множество персон за честь
за стол мой почитали сесть,
и явства предлагал им я.
Увы! Горька судьба мо

<…>

Ведь пастор обличал мой грех,
беду с амвона предвещал,
но подняли его на смерть,
он кротость, дескать, потерял;
истину вещал пророк,
наступил несчастий срок,
не обошла беда меня.
О! Злосчастный город я.
Прямо к стенам подступил
злобный и могучий враг,
разъяренный московит,
что внушал ужасный страх,
Бомбы в множестве метал,
укрепленья разрушал,
вел подкоп к моей стене.
Город Тарту, горе мне!
Лил поток смолы горючей,
Рев орудий, дым, пожар;
весь народ мой сбился в кучу
в Верхний Город, и дрожал
каждым я своим строеньем
и молил об избавленьи
От страданий бедствия.
Город Тарту, бедный я!
Месяц, два была осада,
павших громоздился вал,
запросили мы пощады;
так я в плен к врагу попал.
Войско шведское бредет,
к Нарве гонят их, как скот,
жалкий вид,— и жалок я;
о! горька судьба моя.

<…>

Лик мой славный, горделивый,
дорогих церквей фасады,
блеск деяний кропотливых,
здания мои и склады —
пало все, разрушено,
все погибло, рухнуло;
и развалины в огне —
о! я Тарту, горе мне.
Руинами редутов, стен
и башен рвы мои полны,
обращено все в прах и тлен,
и посейчас во рву видны
обломки крыш, камней завалы,
все то, что взрывом разметало,
ужасный вид являю я.
Злосчастная судьба моя!
О! Прохожие, узрите,
как погиб я, как пропал,
мою повесть опишите,
чтобы всяк ее узнал:
что со мною русский сделал,
как погибель я изведал
И сгубило что меня.
Город Тарту, бедный я.
Запишите дату, время,
где конец меня застал,
чтоб грядущих поколений
летописец прочитал:
В году тысяча семьсот
и восьмом случилось то,
в утро Маргариты дня
смерть подстерегла меня.
Так пускай же взоры всех
обратятся на меня,
пусть навек забудут грех,
встав на путь смирения,
пусть уроки извлекут,
а не то они падут
так же, как погиб и я;
о! горька судьба моя.
Братья! Рига, Ревель славный,
помяните грешного,
мой урок усвойте главный:
не берите лишнего,
чванства, гордости бегите
и смиренье возлюбите;
минует участь вас моя.
О, Тарту! Бедный город я.
Покуда ж Бог вас бережет,
о чем Всевышнего молю,
превыше всех других забот
храните верность королю,
кто молодую свою кровь
в сражениях пролить готов,
чтоб не погибли вы, как я.
О! Горестна судьба моя.
О! Если б счастье я хранил,
что вам Господь дает теперь,
хвалу Творцу бы возносил,
перед грехом захлопнул дверь;
но время милости прошло,
и я молчу,— роптать грешно;
отныне груда я камней,
о! бедный Тарту, горе мне.
1708
Перевод  А. Семенова
(Антология эстонской поэзии.- Таллинн, 1990.- с.19-21)

Владимир Маканин «Асан»

Лауреаты третьего сезона Национальной литературной премии «Большая книга» 2008
Первое место занял Владимир Маканин с романом «Асан», второе — Людмила Сараскина с биографией «Александр Солженицын», третье — Рустам Рахматуллин с книгой «Две Москвы, или Метафизика столицы».

Владимир Маканин «Асан»
…Главный герой романа — майор Александр Жилин — не воюет, просто делает бизнес. Его дело маленькое: поставить горючее федералам, или боевикам, доставить грузы по горной дороге, выкупить пленника у чеченцев за небольшое комиссионное вознаграждение. Его ориентиры — позывные в вечернем радиоэфире: «Асан хочет крови» — значит, планируется расстрел колонны, или «Асан хочет денег» — можно договориться об обмене. Асан — древнее языческое божество кавказских народов… (http://www.bolero.ru/product-63776171.html)
Одно из наблюдений майора Александра Жилина:
— «Сотню раз я убеждался, пацаны…Нет правил у этой войны…Нет даже закономерностей, кроме одного закона законов. Деньги одолжил? — отдай».
( Маканин, Владимир «Асан».-Москва, 2008.- с.385)

Текст романа (электронная версия) http://magazines.russ.ru/znamia/2008/8/ma2.html
Интервью с Владимиром Маканиным:  Екатерина Данилова «Открыть чердаки века».- Огонек, 2009б N47  http://www.ogoniok.com/5073/15/ 25.02.2009
Материал подготовила Тамара Козырева